Так как я находилась в Канаде во второй половине двадцатого века, то смело поинтересовалась:
— Что это такое? Где их можно купить?
Моя двенадцатилетняя сестра отвела меня в ванную комнату и достала хлопчатобумажный фаллос, аккуратно упакованный в картон.
— Это то, что я думаю? — спросила я.
— Наверное… Хотя, честно говоря, я не знаю, что ты думаешь.
Я покраснела, и мне сразу стало жарко. Мне не хотелось раскрывать свои мысли, но я набралась смелости и выпалила:
— Хлопчатобумажный лингам.
— Очень смешное сравнение. По крайней мере ты уловила основную идею. Но здесь эти штуки называются не лингамами, а пенисами… Тебе лучше привыкнуть к этому названию, потому что придется часто встречать его.
— Часто встречать хлопчатобумажный или настоящий? — робко осведомилась я.
— И настоящий и хлопчатобумажный, если, конечно, захочешь им пользоваться.
С какой стати кто-то захочет пользоваться хлопчатобумажными лингамами, если можно достать настоящие? — подумала я. К тому же зачем кому-то понадобится много лингамов? И тут мне в голову неожиданно пришла невероятная мысль: ведь если пенисами здесь так часто пользуются, то наверняка девственность устарела так же, как мой только что купленный гардероб. По крайней мере, у меня появилась надежда, что мои знания о сексе пригодятся в этой удивительной стране.
Следующие несколько месяцев мы изо всех сил старались привыкнуть к новой жизни и культуре. Но как, скажите, пожалуйста, можно привыкнуть к жилищу в многоквартирном доме, после того как всю жизнь прожил в огромном имении с шикарным особняком? Как человек может привыкнуть работать клерком, после того как всю жизнь на родине считал, что Бог наградил его голубой кровью и высоким положением в обществе? Может, совершенство, о котором писал дядя, и заключается в том, чтобы сглаживать подобные различия, думала я. Но едва ли дело обстояло именно так, поскольку на улицах было много дорогих машин, а в жилых кварталах — роскошных домов. Ни наш дом, ни машину ни в коем случае нельзя было назвать дорогими. Я понимала, что с нашим благосостоянием злую шутку сыграла иммиграционная служба, которая разрешала ввозить в Канаду только по семьдесят фунтов багажа на человека и жалкие сто долларов. Даже самые последние бедняки в этой стране имели больше вещей и денег, чем мы.
Мучившие меня дома кошмарные сновидения с быками последовали за мной и в Канаду, причем обрели на новом месте большую реальность. На тот факт, что в Канаде на городских улицах быка днем с огнем не найдешь, рогатым тварям из моих снов, судя по всему, было глубоко наплевать.
Следующие два года прошли в борьбе с многочисленными недостатками, начиная от употребления неправильных слов и жестов и кончая разнообразными предрассудками. За два года я так и не получила ни одного письма ни от Акбара, ни от Ази. Разумеется, я страшно скучала по ним, но мне удавалось кое-как отвлекаться с помощью напряженной учебы и новых знакомых. Правда, моей маме было непросто угодить: ни мои успехи, ни восторженные отзывы обо мне моих новых беспристрастных друзей не удовлетворяли ее. В успехах она видела только тщеславие, а в беспристрастных друзьях — плохие компании из разряда тех, в которые, по мнению буквально всех родителей, попадают их дети.
Летом 1977 года я успешно сдала экзамены по иностранному языку, математике и естественным наукам и закончила школу. Я должна была получить драгоценный кусочек бумаги, который давал мне право на получение высшего образования и обеспечивал Богом данное право на самопожертвование, борьбу и тяжелый труд только для того, чтобы получить другой кусочек бумаги. Наконец-то до меня дошло, что жизнь похожа на нелегкий подъем по очень высокой лестнице. За каждой лестничной площадкой ждет новый марш, и так до полного истощения сил.
Лично мне уже пришлось преодолеть несколько маршей, и каждый раз я оказывалась перед новым. В этом отношении Ази была права: настоящая жизнь отличается от жизни в кино, как небо от земли.
В жизни хорошая девушка, искренняя и любящая, редко находила себе достойного парня. Зато за умеющей притворяться равнодушной разбитной девчонкой парни бегали табунами. Я часто спрашивала себя, связано ли это хоть как-то с тем нервным напряжением, которое всегда сопутствует искренним чувствам, и с тем безмятежным спокойствием, которое сопутствует притворству и обману. Что касается меня, то я предпочитала первое, так как мне всегда был по душе риск.
Мне приходилось заново учить правила поведения в обществе, отказываться от тех огромных пластов знаний и навыков, которые у меня имелись и которые способны были доставить девушке кучу неприятностей в этой стране. Теперь я, например, знала, что если парень приглашает девушку в парк, то он мечтает вовсе не о прогулке. Как бы не так! Он рассчитывает где-нибудь припарковаться и совершить прогулку по вашей одежде.
Моя юная кузина была права: пенисы здесь встречались повсюду. Однако она не предупредила меня, какими настойчивыми, выражаясь современным языком, они могут быть, постоянно горя желанием броситься в бой и умножая свое дьявольское семя. Я пришла к выводу, что при таком изобилии не стоит пороть горячку и набрасываться на первый попавшийся. Столь мудрое решение позволило мне остаться в стороне от сексуальной революции, бушевавшей вокруг. Это было особенно кстати, поскольку я была рьяной сторонницей всего естественного и скорее всего отказалась бы пользоваться изделиями из латекса. Так что все кончилось бы раздувшимся животом, который медицина считает признаком беременности.